Сказ четырнадцатый

ДОБРОЕ СНАДОБЬЕ

Время шло, но боль утраты
Той великой стихнет вряд ли.
Шарвили ходил-бродил,
В одиночестве грустил.
И к мечу не прикасался,
А потом за дело взялся.
Чтобы снова жизнь начать,
Стал народу помогать.
Не спеша и молчаливо
Хлебные пахал он нивы,
Из больших камней простых
Строил новые мосты.
Строил крепости и храмы
Неустанными руками. Строил сирота-джигит
И дома, и родники.
Нескончаемы заботы,
Но полезная работа,
Кто бы что ни говорил,
Увлекала Шарвили.
Он однажды не заметил,
Как при сумеречном свете
Подошел вдруг гость святой –
Кас-Буба, ашуг седой:
- Неужели ты не в силах,
Сын мой, на родных могилах
Изголовья водрузить,
Чтобы памятную нить,
В сердце чутком сохраняя,
Нрав удалый не меняя,
Твердой поступью идти
По народному пути?
Речь моя – тебе заметка,
Ведь таков обычай предков:
Грех огромный забывать
Нам отца, жену и мать.
Поклонившись старцу скромно,
Эту заповедь запомнил
Шарвили. Зима в душе
Рацвела весной уже.
Взял герой свой меч тяжелый,
В горы синие пошел он,
В горы синие, сады
Несказанной красоты.
Не сидел он там без дела,
И в трудах прошла неделя.
Словно дерево строгал
Меч бока гранитных скал.
Те труды ему по силам –
На плечах принес к могилам
Скалы те, как горсть земли,
Безутешный Шарвили.
Прикасаясь к глыбам нежно,
Обтесал он их прилежно,
Прижимался к ним щекой,
Гладил сильною рукой.
Изголовье водрузил он
На отцовскую могилу –
Это место сохранит
Темно-розовый гранит.
Взявши меч тяжелый, следом
Шарвили на камне этом
Терпеливо вырезал
Буквы. Вот что написал:
- Спит под камнем муж могучий,
Из людей он самый лучший.
Он Отчизну защищал.
Сыну то же завещал!
Отдохнул – и вновь работа,
Снова – до седьмого пота.
Пыль – в глазах, в ушах звенит –
Не легко тесать гранит.
Как мгновенья дни летели,
Завершив труды недели,
Стан могучий разогнул
И на памятник взглянул.
Он в честь матери построен,
Спохватился храбрый воин,
Вытер влажные глаза,
Стал на камне вырезать:
- Лишних слов теперь не надо,
Как сиротская лампада,
Здесь угасла мать моя,
Сиротою стал и я.
Даже будучи героем,
Дорожить ее покоем
Научись. Ослепнет всяк,
Кто не хочет думать так.
Над могилой третьей замер,
Для жены он белый мрамор,
Сокрушая скалы в прах,
Выломал мечом в горах.
А на камне белоснежном
Шарвили писал неспешно,
Будто песню напевал,
Задушевные слова:
- Пусть придет к могиле этой
Пламенем любви согретый.
Пусть почувствует и он,
Как могуч любви огонь!
Словно тени, пролетели
Незаметно три недели.
Здесь рассветы он встречал,
Чтобы улеглась печаль.
Говорил сладкоречивый
Кас-Буба – ашуг правдивый,
Что народу будет мил
Тот, кто Родину любил.
Потому и не покинул
Он отцовскую могилу.
Продолжал он там стоять,
Где лежала его мать.
Вспоминал жену, метался,
К изголовью наклонялся.
Люди, словно исподволь,
Ощущали эту боль.
Горевал джигит безмерно
И поэтому, наверно,
Чтоб унять сердечный жар,
Он направился в Сувар.
В дом его ведут суварцы,
По бокам – юнцы и старцы.
И стоят джигиты в ряд,
Угостить его хотят.
Кас-Буба пришел с чунгуром,
Воды шумного Самбура
Переплыв, теперь и он
Окружен со всех сторон.
Пронеслись над Лезгистаном
Звуки томных балабанов,
Юных девушек напев
И свирелей перепев.
То смеялись, то грустили,
Хороводы здесь водили,
Пели песни земляки
Из Шабрана и Шеки.
На лугу, где сели гости,
Состязались меченосцы.
Кто-то, силе своей рад,
Разорвал витой канат.
Незаметно пролетела.
Словно праздник, вся неделя.
Люди скучились, как рой,
Говорят: - Где наш герой?!
Что им делать, люди знали,
Пять быков на луг пригнали.
Пять быков – на одного,
На кого же? На кого?!
Не на шутку схватка зреет,
Шарвили лишь одолеет
Тех задиристых быков –
Нет здесь больше смельчаков.
Нет травы, шумит округа,
Пыль столбом стоит над лугом.
Что же будет? Замер люд,
Все исхода боя ждут.
Упираются ногами,
Норовят поддеть рогами,
Как огромными клыками,
Разъяренные быки
Безоружного героя.
Так стеной живою стоя
Растоптать его хотят,
Гибель скорую сулят.
Шарвили быков хватает,
Через голову бросает.
Шею этому сломал,
А тому бока помял.
Всех быков толпе на диво
Шарвили непобедимый,
Ухвативши за рога,
Уложил к своим ногам.
И пришедши в чувство еле,
В изумлении смотрели
Люди на такой исход,
И доволен был народ.
Знают все, что за отрадой
Может стать и горе рядом,
А за грустью – надо знать –
День веселый постоять.
По весне река проснется,
Берегов своих коснется.
Так и скорая печаль
Слезную набросит шаль.
И к кому пойдет бездомный
Шарвили – воитель скромный?
Кто ему поднимет дух,
Приласкает скорбный слух?
Но прошло потом томленье,
Вмиг рассеялись сомненья –
Ночью для него открыт и днем
В Лезгистане каждый дом.
В добрых помыслах едины,
Все радушные лезгины
В сакли светлые свои
Приглашали Шарвили.
Поспешали, деловиты,
Из Кюре к нему джигиты.
Кто, как может, помогал,
Ободрял и развлекал.
А однажды утром ранним
Прискакал горячий всадник,
Шарвили за руку взял,
С нетерпением сказал:
- Воедино плечи сдвиньте,
Начинают мел94 кюринцы.
Запирается река,
Чтоб вода издалека
Оросила наши нивы.
Было б также справедливо,
Если ты поможешь нам,
Своим верным землякам!
Поскакал гонец обратно,
Хоть и подустал изрядно.
Шарвили готов помочь,
Гонит он истому прочь.
В ожиданье мало проку,
Меч берет с собой в дорогу.
Шарвили теперь спешит,
Пылью устлан, путь лежит
Перед ним в сухой долине.
И сомнений нет в помине,
Пробудившись, зол и хмур,
Вдалеке шумит Самбур.
Смотрит и глазам не верит –
Под водою левый берег.
Гложет влага край земли –
Возмутился Шарвили.
Здесь потоки беспокойно,
Понапрасну гонят волны,
А кюринские сады
Иссыхают без воды.
Оглушен Самбура гулом,
В гневе пехлеван подумал,
Что мечом потоков рать
Он не сможет обуздать.
Знает он, Самбур – не лужа,
Тут ему советник нужен.
Шарвили подмогу ждет,
Вот и Кас-Буба идет.
Подошел мудрец к герою,
Говорит: - Ты меч не трогай!
Речи верные держу,
Делай то, что я скажу.
Ты в слова ашуга вникни,
Если сможешь, перепрыгни,
Не подмачивая ног,
Через пенистый поток.
Говорить не перестанут,
Что и в целом Лезгистане
Мог бы богатырь другой
Повторить прыжок такой.
Сомневаться здесь не надо,
Я всегда с тобою рядом.
Уяснивши мой урок,
Крепок духом будь, сынок!
Кас-Буба по свету бродит,
Он приходит и уходит.
И конечно, Шарвили
Сделает, как он велит.
Не к лицу джигиту нега –
Ищет место для разбега
Шарвили. И скоро он
Выбрал подходящий склон.
Силы он свои готовит,
Шарвили не остановит
Ни огонь и ни вода
В этом мире никогда.
Свято помня о совете,
Он помчался, словно ветер,
И вознесся над рекой,
Чтоб на берег, на другой
С неба молнией спуститься.
Но полет не долго длится,
Позади Самбур-река,
И нетвердая нога
Вдруг случайно подвернулась,
Пяткой к пене прикоснулась.
Мог ли Шарвили-герой
Пережить конфуз такой?!
Рассердился он на пятку,
Впору наложить заплатку
На замоченный мяхсер95.
Будто бы в капкане зверь,
Гневный Шарвили метался,
И за меч в сердцах хватался.
- Не нужна мне, - говорил. –
Пятка слабая, без сил.
Как сказал он, так и сделал,
От пяты кусок отделал,
Не жалея ни о чем,
Срезал начисто мечом.
Резал он самозабвенно,
Обнажилась кость мгновенно.
Горсточкой родной земли
Рану смазал Шарвили.
Стихла боль и кровь свернулась,
Рана быстро затянулась.
Успокоился и встал
Он с улыбкой на устах.
Водрузил он меч на плечи,
Впереди другие встречи.
Путник должен быть в пути, –
Ждут кюринцы впереди.
Погостил и вновь в дорогу,
И в Гияр успеть бы к сроку.
По полям и по садам, –
Ныне здесь, а завтра там.
Шарвили через долины,
Через горные теснины,
Как стезя его ведет,
Не спеша, в Гияр идет.
Город маленький, красивый,
А вокруг – сады и нивы.
И богатства вдоволь тут,
Но гиярцы воду ждут.
Пала старая плотина
И в канавах только тина.
- Прежде землю орошай,
Будет добрым урожай, –
Приговаривали старцы.
Вот, хотят теперь гиярцы,
Как бы ни был труд суров,
Возвести плотину вновь.
У реки народ толпится,
Перекрыть ее стремится.
Размывает берега
Своенравная река.
Роют землю, носят камни,
Валят в кучу все руками.
Верят, за великий труд
Боги щедро воздадут.
Кто-то спорит, кто-то злится,
День и ночь работа длится.
И в борьбе с рекой они
Не считают даже дни.
Проливают пот ручьями,
Меркнет свет перед очами.
Трудится и млад, и стар,
Весь напористый Гияр.
Знают все – вода бесценна,
Животворна и нетленна.
Велика лишь та страна,
Где достаточна она.
Близится к концу работа,
Но мешает горцам что-то.
Это – ближняя гора,
И ее снести пора.
Тут пришел им на подмогу
Шарвили, успевший к сроку.
Твердым шагом он идет,
На плече свой меч несет.
В нем Гияр души не чает,
Весь народ его встречает.
Ждут добытчики воды,
Чтоб позвать в свои ряды.
Им спокойствия желая,
Шарвили их отправляет
По домам и говорит:
- Когда солнце озарит
Утром третьего дня горы,
Завершатся ваши споры.
И в Гияре навсегда
Будет свежая вода.
Кто ж отвергнет золотое
Обещание такое?
Все ушли. А пехлеван
Распрямляет стройный стан.
К ближней он горе подходит,
На утесы меч наводит,
Скалы те и вглубь, и вширь
Режет, словно мягкий сыр.
Заглушив потока рокот,
Он такой устроил грохот,
Что пронесся по горам
Небывалый шум и гам.
Срок закончился трехдневный,
И в кюринские деревни,
Наконец, пришел покой,
Пыль осела над рекой.
Усмирен поток злонравный,
Потекла вода в канавы.
И в Гияр идет потом,
Освящен благим трудом.
В эти дни совсем не спавший
Шарвили пришел уставший
Утром солнечным в Гияр.
Собираются друзья
И героя окружают,
Руки жмут и обнимают.
Праздник в городе, народ
И танцует, и поет.
Над гиярскою лощиной,
С усеченною вершиной
Высится гора. Она
Им была отсечена.
И гора, и сад на склоне,
Что в цветенье вешнем тонет,
С той поры на той земле
Носит имя Шарвили.
Незаметно дни летели,
И в пирах прошла неделя,
В угощеньях и пирах,
Развлечениях в горах.
Всю неделю пели песни,
Танцам на лугах не тесно.
Сосчитали – песен семь,
Полюбились они всем.
Хвалят тучность пастбищ вольных,
Негу родников нагорных.
И готовы для друзей
Песни новые уже.
Хвалят, есть на то причины,
В песнях горные вершины.
Воспевают и сады,
Приносящие плоды.
И влетается в напевы
Похвала джигитам смелым,
Девам трепетным хвала
В них, конечно же, была.
И сверкала, и журчала,
Как наказ та песнь звучала:

94 Мел – лезг. мел – старинный лезгинский народный обычай взаимной помощи, Всеобщий сбор на общественно важные работы, помочи.
95 Мяхсер – лезг. мягьсерар. Облегающие сапоги из тонкой кожи с наколенниками.